Диалог Хайдеггера с традицией.

В. Анц  "Философия Мартина Хайдеггера и современность". - М., Наука, 1991.

Хайдеггер как учитель завораживал слушателей энергией своего мышления и феноменологической силой созерцания, которые были присущи его "беседе с традицией". Благодаря им философия - взятая в единстве ее традиции от Парменида до сегодняшнего дня - переживалась как один связный процесс, предпосланный опыту. Мы, слушатели, были участниками беседы, в которой становилось наглядным, что в различные эпохи мышления речь шла об одной и той же вещи: ставился в самых различных пониманиях вопрос о бытии. Вопрос о бытии, представленный в вопрошании и ответах, объединял великих мыслителей, делая их "современниками", и был также предметом спора, который сегодня в рамках методологии теории познания и истории духа, кажется, угас. Как показывал Хайдеггер, господство научного сознания в философии грозит ей утратой специфической темы. Сам он был убежден: такая тема есть, и нужен лишь правильный способ подхода, для того чтобы с мыслителями установилась своего рода одновременность, решающее предварительное условие возможного превращения интерпретации в беседу.

В Германии в послегегелевское время история философии была существенной составляющей истории духа. В начале века ее самым значительным представителем был Дильтей; наиболее сильное влияние она приобрела в 20-е годы с выходом в свет полного собрания сочинений Дильтея. Ее характерная основная методическая черта состоит, как показал уже Ницше в своем произведении "О пользе и вреде истории", в том, чтобы переводить всякий предмет исследования в даль временного отстояния, тем самым получая возможность встроить воспринятое и затем реконструированное в его историческом генезисе в объективный процесс, релятивировать его этим процессом и таким образом, становясь стороной исторического сознания, оставаться размышляющим наблюдателем истории. Богатство исторического сознания отрицать нельзя, однако его позиция препятствует обращению к движущему философию вопросу о месте Dasein, понимающего бытие исходя из эк-зистенции. Историческое сознание в основе своей беспочвенно и падает под напором критики. Сознание же или самосознание как позиция мышления были для Хайдеггера формами сокрытия той самой истины, за которой вопрошающе устремляется философия.

Гуссерлево основное понятие интенциональности, феноменологическая интерпретация которого вводит во "временность" (Zeitichkeit) как единое основание философской истины, это путеводная нить, на которую ориентируется критическая беседа. Каждая лекция была связной герменевтической попыткой посредством феноменологической интерпретации традиции прояснить темпоральную истину интенциональности как единое основание, предполагающееся во всем предшествующем философствовании, но, однако, оставшееся в конце концов скрытым. К нему сводится традиция, оно оказывается уходящим в прошлое (Vergangige) основанием понимания ее, или фундаментом.

Интенциональность в негативном смысле есть отказ от "картезианской" позиции замкнутого в себе сознания, которое установлено с ориентацией на логически формулируемую закономерность его имманентных представлений - без изначального отнесения к внешнему миру. Интенциональность в позитивном смысле есть схватывание в понятии того фундаментального факта, что такого замкнутого сознания не существует. Субъект по сущности своей направлен на другое сущее, которое в отнесениях (актах субъекта) дается как оно само, т.е. встречает как то, что оно есть, исходя из него самого. Следующим шагом размышление приводит к intendere, само-отнесению как таковому, в котором, всякий раз на особый лад предмет уже заранее понят в своем бытии. Если мы установим это как изначальное положение, то обнаружится: где бы мы ни имели дело с вещами, всюду в игре участвует это "живое мышление по мысленно го", т.е. понимание бытия, которое "бытие" вещи, способ, каким она показывается в мире, поняло как онтологическую истину. В простейшем отношении к другому, во всяком обиходе с вещами онтологическая истина соприсутствует - она не тематизирована, но остается ведущей. Она условие возможности всякого фактического (онтического) познания. Тематизация этой самой по себе нетематической и непредметной и все же постоянно "со-видимой" онтологической истины - вот о чем идет речь для Хайдеггера.

Мы видим, что всякое философское вопрошание есть действование, в которое вовлечен вопрошающий. Чем решительнее он проникает в обсуждаемую вещь, тем яснее становится, что вопрошание о нем самом. По мере растущей готовности, мысля, все точнее соответствовать претензии вопрошания, мышление вопрошающего изменяется. Феноменологическая интерпретация сохраняет специфически недогматическую открытость. "Феноменологический метод, подобно всякому научному методу, растет и изменяется на основе осуществленного именно с его помощью прорыва к самим вещам. Научный метод никогда не есть некоторая техника (дела). Как только он становится ею, он отпадает от своей собственной сущности". В этой одновременности строгой проработки предмета и экзистенциальной близости к нему заключалась для нас, слушателей, сила этого вопрошающего мышления.

Хайдеггер осознавал аналогию своего философствования сократическим диалогам Платона. Он по праву может обозначить свое мышление как "всеохватную сократическую майевтику". "К философу (которого интерпретируют) необходимо идти навстречу в диалоге общения и в известном смысле помочь ему надлежащим образом родиться. Это не нечто новое, а старый метод майевтики Сократа". Та же мысль, но выраженная более вызывающе: "Философствование всякий раз должно будить и добиваться себе великих и продуктивных противников, чтобы расти именно лишь в споре с ними". Проводимая в таком смысле продуктивная беседа с традицией становится тропой к новому основоположению в философии, как оно выражается в "Бытии и времени" и лекциях того же периода, а именно традиция призывается в свидетельницы этого процесса и помощницы в его осуществлении.

Философствование осуществляется у Хайдеггера всегда в пространстве традиции. Говоря его словами, "что бы и как бы мы ни пытались мыслить, мы мыслим в пространстве действия традиции". Это пространство не широкомасштабность образования на основе наук о духе, какой мы обязаны, скажем, Дильтею; в нем всегда играет свою роль открытость сущего в понимании бытия, "благодаря чему нам вообще открыто, непотаенно в нем самом, сущее".

Здесь впечатляет, я бы даже сказал, шокирует то, что мы стоим в этой раскрыт